ГЛАВНАЯ
Проект выполняется при финансовой поддержке РГНФ (№12-34-10210)
Закрыть
Логин:
Пароль:
Забыли свой пароль?
ПОИСК КАРТА ВХОД РЕГИСТРАЦИЯ
Новицкий П. Лермонтов и социалистический театр

- 5 -

ПАВЕЛ НОВИЦКИЙ

ЛЕРМОНТОВ
И СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ ТЕАТР

1

Лермонтов к 1836 г. исчерпал драматическую форму и более к ней не возвращался. Драматургическая манера Лермонтова не была поддержана русским театром тридцатых годов. Тем не менее драмы Лермонтова не были изолированным эпизодом в истории русского театра. Только прямое запрещение „Маскарада“ царской цензурой и официальное преследование этой пьесы до семидесятых годов отодвинули самую значительную трагедию Лермонтова в драматургический резерв. Неверно утверждение, будто „трагедии Лермонтова остались теоретическими опытами, возникшими на основе его исканий в области литературных жанров“ (Б. Эйхенбаум, Лермонтов, 1924, стр. 83). Драматизм всего творчества Лермонтова вытекал из огромной силы его ненависти и негодования.

Практика жизни и творчества Лермонтова завершилась его гибелью. Это была борьба не на жизнь, а на смерть. Для теоретических исканий не было времени и места. Один из жанров был раздавлен жандармским сапогом.

Неправильно также утверждение, что „на основе лермонтовской поэтики в драматической форме могла бы развиться только абстрактно-схематическая трагедия — нечто вроде первых пьес Леонида Андреева („Жизнь человека“, „Черные маски“) или Блока“ (Б. Эйхенбаум). Пьесы Леонида Андреева были выражением его обреченности, его страха перед жизнью. Пьесы Лермонтова были выражением его страстной борьбы за жизнь. После смерти Тамары возникла борьба за обладание ее „грешной душою“ между „мрачным духом сомненья“ и „посланником неба“ — ангелом. В этой

- 6 -

борьбе „судьба грядущего решалась“ („Демон“, XVI). После гибели Лермонтова возникла борьба за обладание его душой между реакционным романтизмом, отступающим в мистической панике перед жизнью, и революционным романтизмом, практически изменяющим мир. С 1911 г. упадочный, безвольный и ущербный дореволюционный театр начинает свою работу над „Маскарадом“ Лермонтова. 25 февраля 1917 г., в самый канун революции, Александринский театр ставит „Маскарад“. Этот спектакль был последней трагической вспышкой искусства старого порядка. Он был полон предчувствия неотвратимой катастрофы, был разрешен как пессимистическая трагедия рока, в траурном стиле великолепных пышных похорон старого мира. Этот спектакль был кульминационной точкой кризиса буржуазно-аристократической индивидуалистической культуры. В истории искусства редко возникают произведения такого глубокого историко-символического смысла.

И тот же „Маскарад“ появился на советской сцене как результат иного осмысления юношеской трагедии Лермонтова. Новый мир смотрит на драмы Лермонтова другими, „свежепромытыми глазами“ (выражение Гёте в его письме к герцогу Карлу-Августу 25 января 1788 г.). Драматургия Лермонтова пережила второе рождение в социалистическом театре. Героическая юная культура социалистического общества нашла в страстной патетике лермонтовских драм что-то очень для себя близкое и родственное.

2

В последние годы мы были свидетелями многочисленных попыток формалистического литературоведения архаизировать великих поэтов, сбросить их в прошлое, закрепить их за прошедшими веками. Пушкина пытались возвратить к Державину, а Лермонтова — к Жуковскому и Марлинскому. Вдохновитель модернистского искусствоведения Ф. Ф. Зелинский был дальновиднее. Он интересовался более не источниками Цицерона в прошлом, а жизнью его произведений в веках, их судьбою в будущем.

Конечно, прошлое — очень прочная реальность. Его не вырубишь топором. Но жизнь есть творческая организация будущего. И мы заинтересованы в том, чтобы гениальных поэтов прошлого почувствовать и познать как наших современников,

- 7 -

чтобы продвинуть их в будущее. Жизненность и гениальность Пушкина и Лермонтова заключаются также и в том, что они полностью живут в наше время. Мы интересуемся, в частности, исторической судьбой лермонтовского „Маскарада“, его участью сегодня, а в особенности завтра.

3

Драматические произведения Лермонтова обладают всеми чертами, характерными для его творчества. Поэзия Лермонтова отличается исключительной эмоциональной напряженностью. Она звучит как туго натянутая струна. Еще одно напряжение — и она оборвется. Его творчество, действительно, носит „характер красноречивой патетической исповеди“ (Б. Эйхенбаум). Его патетическое красноречие, его риторическая и публицистическая страстная выразительность не являются литературной манерой. Это непосредственное выражение истинной жизненной сущности поэта. Принцип интонационной выразительности, который утвердили в своем творчестве русские футуристы во главе с В. В. Маяковским, впервые в русской поэзии с непреодолимой силой осуществился в произведениях Лермонтова. Его стих, который столь многие эстеты обвиняли в прозаизме, максимально приближен к разговорной и ораторской речи. Лермонтов чувствовал глубокую потребность обращаться к сердцу своих современников, он жаждал ответной чуткости и сочувствия, невыразимо страдал от холодности, равнодушия, бестрепетности и бездушия окружающей его светской черни. Он или бросал им в лицо свой вольный стих, „облитый горечью и злостью“, или через их головы обращался к потомкам. Колоссальная патетика бушует в его словах, рожденных из пламени и света. Это — пафос оратора и борца. Гоголь испугался „излишества и многоречия“ Лермонтова. Он принял его страстное красноречие за многословие фразера. Страшная ошибка, когда имеешь дело с поэтом, задыхающимся от мертвого молчания человеческой пустыни! Сокрытый двигатель Лермонтова — не многоречие, а

Души непобедимый жар
И дикой страсти пыл мятежный.

                    (Посвящение к „Испанцам“).

- 8 -

Нетерпеливость, страстность, нетерпимость, глубокая заинтересованность в истине — вот основа патетической риторики и мелодраматизма в драмах Лермонтова. Не „искание в области жанров“, а величайшая драматическая действенность мысли и чувства — основная черта его драматургии.

По типу своего мышления Лермонтов — глубоко партийный художник. Эмоциональная выразительность и экспрессивность его творческой манеры являются выражением его идейной пристрастности. Сила ненависти и негодования в нем столь велика, что он создает самые беспощадные и непримиримые политические сатиры. Из ненависти и негодования выросли сатира, драматизм, ораторский пафос, установка на декламацию, острота характеристик, мелодраматически подчеркнутая напряженность интриги.

Светское общество, которое он изображает, — лицемерное и подлое общество глупцов и злодеев. Оно состоит из игроков, шулеров, проходимцев, интриганов, клеветников, отравителей, палачей. Разоблачены все тайны светского этикета, смело и гневно сорваны все маски („приличьем стянутые маски“), обнажена нравственная физиономия светского общества. Моральное негодование Лермонтова достигает такой же силы, как у Грибоедова.

Сила ненависти и негодования не привела поэта к пессимистическому нигилизму. Она заставила его проповедывать героическое сопротивление и апеллировать к будущему. Неоднократно было разъяснено, что образная тема „неба“, с таким упорством разрабатываемая Лермонтовым, имеет в виду будущее человечество, означает его порыв к грядущему. Проповедь героизма звучит, „как колокол на башне вечевой“, в „Думе“, „Поэте“ и других произведениях.

Если бы было нужно назвать основные, самые характерные и определяющие черты творчества Лермонтова, выражающие его истинную сущность, то пришлось бы прежде всего указать на эмоциональную напряженность, героическую патетику его поэзии, ее партийную пристрастность, действенность и моральное негодование. Лермонтов требовал активности, подвига, героизма, борьбы до конца. Это в нем главное. Все остальное — производное.

- 9 -

4

Было бы недопустимой вульгаризацией, в противовес буржуазным литературоведам и философам, видевшим в драмах Лермонтова только выражение символического идеалистического романтизма, рассматривать „Маскарад“ только как попытку реалистического истолкования темы „Демона“, только как психологическую реалистическую драму. Вообще нельзя понять стилистическую сущность творчества Лермонтова, занимаясь метафизическим противопоставлением реалистического метода романтическому. „Небесная“ тематика Лермонтова не носила абстрактно-аллегорического характера. Забвения, смерти, потустороннего мира он не только не искал, а отрицал всем своим существом. Вершины Кавказа, вечные снега, мечты о небесном рае были выражением страстной любви Лермонтова к конкретной земной действительности, к конкретным земным людям, с их земными страстями и стремлениями. Разрешение жизненной трагедии он искал в этом мире, на земле. Но ему было присуще знание лучшего, он отрицал настоящую действительность за ее неполноту и несовершенство, во имя будущего. Идеал совершенства и полноты жизни он жаждал реализовать в человеке и в природе, в земной человеческой жизни, в этом мире. Он любил страстно и преданно, но современных людей избегал, ненавидел, мстил им.

Любил он ночь, свободу, горы,
И все в природе... и людей...
Но избегал их.
                 („Ангел смерти“, 1831).

Никто трогательнее Лермонтова не выразил страстную привязанность к земле, к реальному, конкретному, материальному миру.

Не обвиняй меня, всесильный,
И не карай меня, молю,
За то, что мрак земли могильный
С ее страстями я люблю...
        
(„Молитва“, 1829).

Одним словом, пора понять, что лермонтовский иронический, символический, героический романтизм сродни был романтизму Гейне и Байрона, а не романтизму Новалиса и Шлейермахера. Даже его скорбь носила сатирический характер, была полна горечи, вызова и протеста („Благодарность“, „Отчего“, „И скучно“).

- 10 -

Лермонтовский романтизм был наполнен реалистическим восприятием жизни. И лермонтовский реализм был полон романтического пафоса. Путь к реализму для Лермонтова не означал снижения эмоциональной напряженности и героической патетики его творчества. Путь к реализму не был преодолением романтизма, но был преодолением пессимизма и субъективизма. Для 1841 г. одинаково характерны „Родина“ и „Сон“, „Выхожу один я на дорогу“ и „Тамара“. „Герой нашего времени“ не только реалистический роман. В его новеллистический цикл входят „Бэла“, „Тамань“ и „Фаталист“. Романтические черты также характерны для этого романа. Патетическая, страстная, лирическая исповедь постепенно сливается с героической эпической темой. Нетерпимый, мятежный, романтический дух, патетическая одержимость являются существенным признаком лермонтовского реализма. Тема об особенностях драматургического мышления Лермонтова не сводится к вопросу о реалистическом методе. Эта тема говорит также о романтическом качестве лермонтовского реализма.

5

Особенности социалистического реализма, как стиля и метода социалистического искусства, с наибольшей полнотой выражены в творческой практике гениального классика пролетарской литературы — А. М. Горького. Выяснение теоретических и принципиальных основ этого стиля является также величайшей заслугой Горького. В ряде статей по вопросам литературы и искусства, написанных после 1932 г., Горький старательно разъясняет, что революционный романтизм является не случайным привеском и дополнением к социалистическому реализму, а его существеннейшею частью, одним из основных качеств, высшей ступенью в его развитии.

Горький ставит вопрос о границах реалистического изображения действительности, будучи встревожен практикой вульгаризаторов, разумеющих под действительностью только реальность сегодняшнего дня. Горький решительно возражает против подобной близорукости. „Мы заинтересованы, — говорит Горький, — в точности изображения того, что есть, лишь настолько, насколько это необходимо нам для более глубокого и ясного понимания всего, что должно быть создано нами, и всего, что мы обязаны искоренить. Героическое

- 11 -

дело требует героического слова“ („О пьесах“, 1933. Разрядка везде моя. П. Н.). Горький требовал от писателей, чтобы они включили в свой обиход изображение не только прошлого и настоящего, но и будущего. На пленуме Правления Союза советских писателей 7 марта 1935 г. он говорил: „А ведь нам необходимо знать не только две действительности — прошлую и настоящую, ту, в творчестве которой мы принимаем известное участие. Нам нужно знать еще третью действительность — действительность будущего. Я эти слова о третьей действительности произношу не ради остроумия, вовсе нет. Они мною чувствуются как решительная команда, как революционный приказ эпохи. Мы должны эту третью действительность как-то сейчас включить в наш обиход, должны изображать ее. Без нее мы не поймем, что такое метод социалистического реализма“.

Реализм, который изображает будущее, который не боится преувеличения и крупного плана, который доверяет фантазии и создает образы гигантского художественно-философского обобщения, Горький и называл революционным романтизмом. Горький говорил о „реализме людей, которые изменяют, перестраивают мир“, реалистическое образное мышление которых основано на социалистическом опыте. Такой реализм Горький называл „высокой точкой зрения“. Это — героический и патетический стиль. Это романтический реализм. „Чтобы ядовитая каторжная мерзость прошлого, — писал Горький, — была хорошо освещена и понята, необходимо развить в себе умение смотреть на него с высоты достижений настоящего, с высоты великих целей будущего. Эта высокая точка зрения должна и будет возбуждать тот гордый, радостный пафос, который придаст нашей литературе новый тон, поможет ей создать новые формы, создать необходимое нам новое направление — социалистический реализм“ („О социалистическом реализме“, 1933). Это новое направление по праву может быть названо в наиболее ярких и патетических своих формах революционным романтизмом. „Наша действительность героична и потому романтична“.

„Революционный романтизм — это, в сущности, псевдоним социалистического реализма, назначение коего не только критически изобразить прошлое в настоящем, но главным образом способствовать утверждению революционно достигнутого

- 12 -

в настоящем и освещению целей социалистического будущего“ („О бойкости“, 1934).

Революционный романтизм умеет ценить фантазию, преувеличение, умеет мечтать.

„В литературе „живого героя“, человека, творящего социалистическую культуру, следует изображать еще более крупным и ярким, — это не только требование жизни, но и социалистического реализма, который должен мыслить гипотетически, а гипотеза — домысел — родная сестра гиперболе — преувеличению“ („Литературные забавы“, 1934). В докладе на первом Всесоюзном съезде советских писателей Горький отстаивал права романтического вымысла. „Вымыслить, — говорил он, — значить извлечь из суммы реально данного основной его смысл и воплотить в образ... Но если к смыслу извлечений из реально данного добавить — домыслить, по логике гипотезы — желаемое, возможное и этим еще дополнить образ, получим тот романтизм, который лежит в основе мифа и высоко полезен тем, что способствует возбуждению революционного отношения к действительности, отношения, практически изменяющего мир“.

Так как многие литераторы, а в особенности критики, не понимают внутренней органической связи социалистического реализма с революционным романтизмом, избегают даже говорить о романтизме и сводят социалистический реализм к вульгарному фактологическому протокольному натурализму, то Горький, в порыве полемической ярости, даже прибегал к противопоставлению реализма романтизму, разумея в этом случае, понятно, вульгаризаторский реализм упрощенцев и приспособленцев. „Новая жизнь, созданная у нас, — говорил Горький в беседе с турецкими писателями, — не охватывается приемами реализма. Эти приемы не отражают пафоса нашей действительности. Реализм и пафос не совмещаются. Литературные приемы требуют повышения по сравнению с методом реализма“ („Правда“, 1932, № 124). Горький ставил перед советским искусством новую творческую проблему: „объединения реализма и романтизма в нечто третье, способное изображать героическую современность более яркими красками, говорить о ней высоким и достойным ее тоном“. Горький, конечно, под „третьим“ разумел наиболее глубокое качество социалистического реализма. Это качество вырастает из потребности изображать „людей крупных, одержимых одной страстью — великих людей“

- 13 -

(„О пьесах“), настоящих героев нашей героической действительности, из той потребности, которая заставляет весь советский народ слагать и петь героические романтические песни.

Раскрывая лозунг тов. Сталина о социалистическом реализме, А. А. Жданов в своей речи на первом Всесоюзном съезде советских писателей дал четкий ответ на вопрос о взаимоотношениях между социалистическим реализмом и революционным романтизмом. Революционный романтизм — составная органическая часть социалистического реализма.

„Мы говорим, — разъяснял тов. Жданов, — что социалистический реализм является основным методом советской художественной литературы и литературной критики, а это предполагает, что революционный романтизм должен входить в литературное творчество как составная часть, ибо вся жизнь нашей партии, вся жизнь рабочего класса и его борьба заключается в сочетании самой суровой, самой трезвой практической работы с величайшей героикой и грандиозными перспективами. Наша партия всегда была сильна тем, что она соединяла и соединяет сугубую деловитость и практичность с широкой перспективой, с постоянным устремлением вперед, с борьбой за построение коммунистического общества. Советская литература должна уметь показать наших героев, должна уметь заглянуть в наше завтра. Это не будет утопией, ибо наше завтра подготовляется планомерной сознательной работой уже сегодня“.

6

Так драматургическое творчество Лермонтова поднимает ряд самых животрепещущих вопросов теории и творческой практики советского социалистического театра. Советский театр, как в воздухе, нуждается в эмоционально-напряженном, героическом романтическом спектакле. Патетический героический стиль социалистического искусства питается не только тематикой и содержанием эпохи социалистического строительства, он возникает и из опыта революционно-романтического искусства прошлого. Тов. Сталин дал указание советским композиторам о том, что музыка нашей страны должна звучать „радостно и победно“. Он исключительно высоко оценил самую романтическую поэму Горького „Девушка и смерть“. Юношеские романтические драмы Лермонтова сродни поэтической

- 14 -

культуре раннего Горького. Они сродни юношеской экспрессии нашей культуры. Они помогают выработке и победе той „высокой точки зрения“, которая раскрывает все великолепие нашей действительности и о которой так вдохновенно писал Горький.

Июнь 1940 г.


Назад в раздел